Коллективный разум обнаруживает, наконец, на карте города Огородный проезд, но взамен пропадает улица Солженицына.

– Вы сойдете с ума, – говорю я водителю, – опасно жить в таком грохоте!

– Через сто метров вы прибудете в пункт назначения! – обещает навигатор.

Я выползаю из машины и слышу вслед:

– Кто такой этот Солженицын? Навезли в Москву жуликов, теперь сам черт ногу сломит…

– Машина Зингера иголочку сломала, – хором поют девушки из радиоприемника…

* * *

Из эзотерического магазина пахнет таинственным.

По великой Божьей милости, окружающие видят наши умные сосредоточенные лица. Выбритые, а иногда и накрашенные губной помадой и посыпанные пудрой, а не то, что происходит у нас в голове.

Поэтому, остановившись у витрины, в которой с невозмутимой физиономией танцует бронзовый Шива, я беспрепятственно думаю о том, что у всех освежителей воздуха для сортира какой-то мерзкий химический запах, а вот этот эзотерический аромат тайны, если не переборщить…

Шива смотрит на меня с выражением, которое принято называть «покер фэйс».

Зато два юноши в уголке заинтересованы ужасно. Юношам лет по 12–13, и они так трогательно и обольстительно нелепы, как бывают в этом возрасте нелепы только очень хорошие, домашние, «книжные» мальчики. Они громко перешептываются, и я невольно слышу: «Ты сам хотел первого встречного! Ну и что, что тетка? Тут не важно, тут судьба!»

Продолжая думать о разном, я углубляюсь внутрь магазина.

– Это маятник силы, – говорит приказчица, своеобразная как все вокруг. Например, прическа на ее голове наводит на мысль о том, что Шива из витрины, когда останавливал своими волосами воды Ганга, призывал приказчицу на помощь. – Если вы возьмете за эту пимпочку…

Вот дурацкая привычка – вечно браться за разные пимпочки из ложно понятой вежливости.

Тяжеленькая пирамидка из горного хрусталя на цепочке вздрагивает и начинает медленное вращение.

– Ух ты! – восхищается приказчица. – Какая у вас мощная аура.

– У меня, милочка, руки трясутся, – смиренно отвечаю я, пытаясь избавиться от предмета. Пирамидка меж тем вертится на цепочке как сумасшедшая.

– Тетенька, – решается один из юношей, – а вы не могли бы нам помочь?

– Что вам, дети? – спрашиваю я.

– Мы ищем проводника… Ну это сложно, вы не поймете.

Чего ж тут не понять. Ясное дело, проводник – дело нужное, бывают случаи, когда без него никак…

– Вы просто можете выбрать символ? Нам нужно мощное оружие защиты.

– Молчи! Просто пусть выберет наугад, и все!

Второй юноша краснеет так, что меня посещает хозяйственная мысль о томатной пасте, которую надо бы купить в продуктовом внизу.

Нет, в общем все нормально. Мир абсурден, и никто не обещал лично мне ничего другого.

– Из чего выбирать? – вздыхаю я.

– Вот, смотрите!

К бархатной подушечке заботливо приделаны металлические подвески.

Первым я вижу перевернутый пентакль с козьей мордой внутри.

– Позовите заведующего, – решительно говорю я. – И эту дайте… Как ее… Жалостливую книгу.

– Жалобную, – поправляет приказчица, – А в чем, собственно, дело?

– В ассортименте, – говорю я. – Это что это у вас тут в продаже?

– Это подвеска.

– Ничего себе подвеска. Вы в курсе, чья это рожа?

– Ну вы же не верите во всю эту чушь? – интересуется девушка.

– Конечно не верю, – отвечаю я. – Нашли дуру. А дети вот ходят безоружные. Подвергаются.

– У нас все согласно накладным…

– Может, этот? – робко спрашивает покрасневший, – Симпатичный, и без козы…

– Это молот Тора, деточка. С ним сам Тор-то не всегда справлялся, – отвечаю я.

– Смотри, Кольцо Всевластия! – шепчет его приятель. – И недорогое…

– Вы это бросьте, – сурово говорю я. – Взяли моду – кольца всевластия в магазине продавать… Накупит неизвестно кто таких колец, а потом не оберешься… Кто с ним к Ородруину потащится, вы, что ли?

Юноши испуганно переглядываются.

– Все тут ненормальные, – говорит дрожащим голосом приказчица. – Все чокнутые. Честно, пойду трусами торговать.

– Кстати, милое дело, – соглашаюсь я.

– Нам нужен очень мощный символ, – вздыхают дети. – У нас такая ситуация!

– Не рассказывай! – шипит его друг. – Нельзя!!!

Я шарю в сумке.

Неделю назад в громадной базилике святого Антония в Падуе я купила их полдюжины, для любимых людей.

– Держите, – говорю я, – протягивая детям железную капсулу.

– Это что, патрон? – изумляются дети.

– Практически. Развинтите.

Мальчики развинчивают капсулу.

– Ой, кто это?

– Это святой Антоний. Если влипли – поможет.

– Надо же заклинание какое-то? Чтоб сработало? – колеблются дети.

– Надо. Латинское. Sancte Antoni, ora pro nobis[40]. Запомните? Давайте-ка я запишу.

– Все ненормальные, – слышу я вслед.

Во что бы они там ни влипли – молись за них, святой Антоний.

* * *

– Тебя как звать?

– Тетя Таня.

Долгое раздумье, чупа-чупс перемещается во рту, надувая изнутри то правую, то левую щеку. Левая щека перемазана чем-то зеленым, правая – чистая.

– Нет, пусть тебя по-другому зовут.

– Здрасти. Это почему еще?

– Мою бабушку Таней зовут, ты, что ли, хочешь, чтоб я запуталась?

Из-за чупа-чупса у нее получается «жовут» и «жапуталась».

– Ладно, а как же меня будут звать?

– Не знаю. Ты ж большая?

– Да уж куда там… Здоровенная просто.

– Должна сама знать.

Пауза. Чупа-чупс.

Причинно-следственные связи еще не покалечены, и собеседница понимает, что у меня было самоназвание, но она его отвергла. Значит, придется что-то предлагать.

– Хорошо. Ты будешь Изабелла.

– Чо?!

– Изабелла, понимаешь? Такое красивое имя, знаешь? Жалко, ты не очень красивая.

– Чегой-то? У меня вон штаны красные. Очень даже я красивая. Тоже мне.

– Штаны красивые, – после минутного раздумья признает она. – Но тебе волосы надо. Белые, знаешь? Ну чтоб длинные.